Современные представления о социальной справедливости

на Западе и в России

        Итак,  до конца 20 века  понятие социальная справедливость воспринималось как торжество индивидуальной силы во всех ее проявлениях,  физической,  сексуальной, интеллектуальной все индивидуальные споры полагалось достойным вести через поединки.  Те же правила сложились и во взаимоотношениях индивидуума с обществом,  особо логически законченную форму они приняли в буржуазном обществе, закрепившем культ частной инициативы в высшем государственном законе – конституции, которая утверждала святым и незыблемым право частной собственности, и свободу личности,  как право индивидуальной инициативы  в широчайшем диапазоне. 

       Могу – значит, имею право. Это было принято у всех народов, и это остается  нормой морали, правилом поведения и «кодексом чести» до сих пор.  Слабому, нерешительному, не агрессивному нет достойного места в обществе,  от мужчины требуется способность и готовность постоять за себя, свое достоинство, свои интересы, свою женщину, свою семью и свой народ -  выполнить свой главный долг – долго воина,  долг Чести, долг мужчины  (долг рыцаря и самурая).  И  тот, кто соответствовал этим моральным и этическим представлениям был вправе пользоваться общественными привилегиями. 

     Общественная мораль трактовала понятие социальная справедливость как право сильного на лучшие и большие куски   (на обладание  непропорционально большой собственностью – землей,  средствами производства,  продуктом общественного труда),  право на лучших женщин, на «воспроизводство большого потомства»,  право на власть (на  роль правителя),  под «свободой личности» понималось право сильного  на  эксплуатацию и угнетение слабого,  присвоение его труда, и даже на его откровенный грабеж и физическое уничтожение  (как известно торговля, как обмен эквивалентным трудом через товары,  лишь до определенной степени носит добровольный характер, пока  деловые партнеры равны по силам,   и каждому из них агрессия по отношению партнеру и попытка отобрать товар силой  может привести к неоправданно большим потерям; однако, всем известно, когда преимущество в силе явно на одной стороне, то  «рыночные  отношения»  чужих,  «естественным»  образом переходят в грабеж со стороны сильного,  либо в прямой форме, либо в завуалированной – через  неравный принудительный обмен под угрозой применения силы.   Понятия «свободный рынок» в природе  не существует).  

      Но существует ли некая объективная социальная справедливость,  которую можно было бы сформулировать беспристрастным языком науки?

      Начнем «танцевать от печки». Что такое социальная справедливость по определению?  Это некое общепринятое понимание справедливости отношений между людьми. Откуда оно возникает? Ведь существуют разные представления о справедливости,  и все они, неизбежно субъективные. «Сильный», на подсознательном уровне, считает, что у него есть право на потребление всего и вся,  он к этому привык с детства,  (с того времени, когда верховодил мальчишками деревни, двора, улицы и т.д.),  и лишь правильное воспитание  прививает ему отношение к прочим, как в определенной степени «равным»,  тоже имеющим право на самовыражение и  потребление общего продукта (при том, что он, более сильный, в критической ситуации  имеет право на приоритет и привилегии, и может его отобрать или перераспределить в свою пользу).  У «слабого» же есть свое представление, он считает, что произведенный им труд принадлежит ему, и он не обязан отдавать его часть кому-либо, только на том основании, что тот может применить по отношению к нему силу, доставить мучение, нанести увечье, или убить.  Пока они не находятся в «одной упряжке»,  т.е. действуют каждый сам по себе, и являются «чужими»  вопрос о социальной справедливости, естественно не возникает (тут  «чья возьмет»,   один «сильный» сумеет навязать свою волю большинству, или организованное большинство «слабых» сумеет постоять за себя).  Он возникает лишь после того, как  происходит объединение субъектов с целью повышения эффективности совместных действий  (трудовых и ратных) и получения общей выгоды,  причем объединения на добровольных началах, как потенциально свободных в самопроявлении субъектов,  на основе некоторой договоренности.  При заключении этой договоренности (не обязательно закрепленной документально,  а, как правило, устно, на доверительной основе) каждая сторона видит свою потенциальную выгоду,  и далее проявляет готовность на частичное ущемление своих интересов в одном, чтобы получить преимущества, от объединения в другом (причем потенциальные приобретения у каждого больше чем потери).  Если в процессе реальной деятельности не соблюдаются интересы той или иной стороны, то возникает вопрос о социальной несправедливости,  т.е. о нарушении баланса интересов, нарушение ее приводит к разрушению мотиваций граждан на совместное действие, и как следствие частичное или полное разрушение общества -  социальной системы. 

       Так что социальная справедливость это не какая-то абстракция,  выдуманная «правдолюбцами»,  «доброхотами»,  и «маниловскими мечтателями», не субъективное представление того или иного субъекта, или социальной группы о нормах социальных отношений, а – философская категория, имеющая вполне объективное содержание,  фактор, определяющий внутренне единство и сплоченность общества,  его способность действовать организованно и эффективно в интересах всех его членов.  Более того, я берусь утверждать, что с.с. – физическая категория,  суть которой вполне четко можно показать и определить через базовые понятия социальной кибернетики (многие сугубо материальные аспекты этого понятия иллюстрируются и численно определяются на основе  использования разделов физики, и в частности, технической кибернетики,  на основе которой легко показать методом аналогий,  как законы распределения общественного продукта  (характеризующие степень экономического неравенства в обществе), влияют на «энергетическую»  эффективность общества  (экономическую и военную  см. [ 1 ]).

      Чего хотят люди?  - был задан вопрос в конце передачи «исторический процесс»  на 2-м канале ТВ, в процессе полемики Д.Киселева и Н.Сванидзе. Одна сторона  сформулировала ответ:  «Люди хотят  соблюдения закона». Другую озвучил Мединский: «Люди хотят справедливости».  Понятно, что первую позицию разделяли представители «малого народа», среди которых была и жена М.Ходорковского, и его адвокат (сидящая радом с ней дама, известная правозащитница), и сам Сванидзе – постоянный (все 20 лет на ТВ) «апологет» правды и справедливости.   К ним можно было бы добавить многих, в частности М.Прохорова, который   постоянно заявляет, что он сумел  нажить свои капиталы «по закону» (а также добропорядочного Вексельберга,  О.Дерипаска,  Абрамовича и пр.). И, судя по тому, как он уверенно себя чувствует, и даже прошел все фильтры избирательной комиссии,  действительно  им придраться  не к чему, все было «по закону».  При том,  что Мединский  вряд ли огибался, когда  заявил,  что думают люди по поводу несправедливо осужденного Ходорковского:  «… почему  на скамье только он, а не все олигархи?»,  сказано это было «либералом в Единой России» с  не наигранным пафосом и возмущением  (и его профессора МГИМО,  вполне успешного человека средних лет,  что называется  «допекло»  положение вещей в стране, и вопиющая социальная несправедливость). 

      Вот такая конкретная иллюстрация к вопросу о справедливости  и о законе.

      Кто же прав?  Что для нас важнее, жить по закону или по понятиям,  т.е. представлениям о социальной справедливости?

     С какой стороны посмотреть.  Если со стороны  новой российской «элиты», то мы должны признать правоту ельцинской буржуазной конституции,  всех принятых под давлением «семьи» и лоббистов законов, и весь тот беспредел, который был возведен в ранг официальной государственной политики в процессе присвоения узкой группой лиц общенародной собственности,  который происходил в течении более 20 лет в СССР и России. И надо признать право на собственность всех сумевших разбогатеть на разграблении советского народа, и то, безусловно, привилегированное положение, которое обеспечил себе «малый народ»,  а также представители партноменклатуры, силовиков и криминала,  и местные  князьки.   Согласиться с приниженным экономическим, культурным и политическим положением коренного русского населения страны, и особенно периферии России.  Согласиться с законным уничтожением 50 тысяч деревень и отечественной промышленности и сельского хозяйства, с лишением населения социальных завоеваний Октября.  В угоду захватившему власть и национальные богатства меньшинству,  инородному по духу, да и по крови тоже (статистику не обманешь,  не моя в том вина, что корреляция прослеживается  слишком жесткая,  и выводы напрашиваются однозначные  (ну не сделаешь из Марата Гельмана борца за интересы «Емельянушки Дурачка»,  свое отношение к русскому народу он и не скрывает,  чего стоят организованные им выходки девиц, танцевавших в храме Христа Спасителя, именно в нем, а не в мечети,  туда бы они сунуться не посмели!). 

      Всем понятно, что и кому надо, и нечего штаны на уши натягивать, как это попытался сделать Д.Киселев, в попытке объединения присутствующих в зале. Заключительная его фраза:  «мы все граждане одного народа»  не прозвучала убедительно.   Может  быть, все они, те, кто в студии, «один народ»,   но те кто на улицах, кто проживает в поселках, рабочих и бывших военных городках  («небогатые, с озлобленными лицами», «люди периферии»,  пожилые, женщины,  кто вышел на Поклонную гору), отнюдь не едины с теми кто на Болотной площади. 

      В обществе произошел явный раскол, и обозначилась поляризация. Хорошо это или плохо?

     Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны понять такое физическое явление, как структурированность социальной системы.

            Константин Абакумов.  Март 2012г

(Из серии  «Размышления о социальной справедливости» Часть 6)